О том, с какими трудностями сталкивалась «Православная инициатива» в течение своей двадцатилетней истории и каково ее будущее, вместе с читателями размышляет сопредседатель Единого экспертного совета этой международной грантовой программы, глава Синодального миссионерского отдела и заместитель управляющего делами Московской Патриархии архиепископ Зеленоградский Савва.
Пионер грантовых конкурсов
Ваше Высокопреосвященство, как происходило Ваше знакомство с программой «Православная инициатива»?
– Это было начало 2010-х годов, когда на встрече со Святейшим Патриархом Кириллом на тот момент руководитель «Росатома» Сергей Кириенко, стоявший у истоков программы, предложил запустить «Православную инициативу» на общецерковном уровне. До этого программа такого высокого статуса не имела. Курировать работу грантового конкурса было поручено Управлению делами Московской Патриархии. Спустя какое-то время мне было предложено стать сопредседателем экспертного совета «Православной инициативы». Я согласился.
С тех пор Вы вместе с главой Президентского совета по развитию гражданского общества и правам человека Валерием Фадеевым (в 2010-х гг. – главный редактор журнала «Эксперт», затем секретарь Общественной платы Российской Федерации – прим. ред.) возглавляете «большой» экспертный совет программы. Расскажите, как вырабатывались критерии оценки и экспертизы поступающих на гранты проектов?
– Сначала оценка была очень упрощенной: эксперты, которых было два, потом стало три, просто отмечали «плюс», «минус» или «плюс/минус» проекту. Но мы быстро поняли, что это так не работает, и была создана система начисления баллов, которые ставили эксперты по определенным критериям. Можно сказать, что наша программа была среди пионеров грантовых конкурсов в России. Также она стала прототипом многих подобных программ в нашей стране, включая Фонд президентских грантов. Этим мы можем гордиться.
Известно, что поначалу к грантовой системе, предложенной в рамках работы «Православной инициативы», многие священники отнеслись настороженно. А какое впечатление этот конкурс и его перспективы произвели лично на Вас?
– Действительно, сначала мы не совсем поняли, что это и с чем всё это «едят». Но в диалоге с «Росатомом», который как тогда, так и сейчас выделяет средства в фонд программы, мы стали познавать, что такое грантовый конкурс. Помогало то, что он родился на подобных ему программах, которые в начале 2000-х годов действовали в Поволжье, где тогда полномочным представителем Президента Российской Федерации работал Сергей Кириенко. Его команда стала с нами работать, и мы обнаружили, что это очень интересная форма взаимодействия и соработничества церковных, общественных, государственных и муниципальных структур и учреждений. К слову, созданный чуть позже фонд, который стал оператором конкурса, именно так и был назван – «Соработничество».
До того Церковь могла получать бюджетные средства от госорганов, помощь от отдельных спонсоров. Но наступило время, когда церковным учреждениям надо было освоить иные принципы привлечения ресурсов на свою деятельность: необходимо придумать проект, доказать, что он имеет значимость и полезность для людей и что это понимают не только в узком кругу, внутри отдельной епархии или прихода, но и в окружающем обществе.
Одним из условий конкурса было и остается в рамках реализации проекта наличие церковно-государственного или церковно-общественного взаимодействия. Обязательно также целеполагание грантовой инициативы – православные ценности. Часто ли приходилось сталкиваться на уровне экспертизы с тем, что заявки не отвечали таким критериям?
– Поначалу регулярно появлялись заявки, что называется, «обо всем хорошем». Скажем, нам предлагают проект «за семью», но в нем нет составляющей, которая связана с Православием. Причем эта связь могла бы быть культурологической или какой-то еще, то есть не напрямую иметь отношение только к церковной жизни. Такие заявки появляются и сейчас, только намного реже, чем раньше.
О «грантоедах»
Какие главные трудности, на Ваш взгляд, возникали на пути развития «Православной инициативы»?
– Во-первых, когда мы начинали, духовенство, представители церковных структур не были приучены к такого рода получению средств. Им надо было научиться объяснять, почему и под какие цели нужно выделить деньги и в каком объеме. Ты проходишь своего рода экзамен, объясняя, почему твой проект хорош для общества. Ну, и после выполнения всех условий заявки нужно отчитаться о расходовании средств. А отчетность у нас довольно жёсткая, потому что деньги госкорпорации, в данном случае «Росатома», контролируются проверяющими органами.
Во-вторых, это трудности с тем, как учить людей работать по грантовой системе. Для этого мы создавали целые учебные программы, в рамках которых обучали в епархиях людей, как создавать заявки на гранты, как отчитываться, как создавать проект… И дальше такие специалисты уже консультировали конкретных участников «Православной инициативы».
В-третьих, это трудности, связанные с проработкой системы экспертизы проектов заявителей, о чем я уже немного рассказал выше.
А что Вас приятно удивило в «Православной инициативе»?
– Пожалуй, то, что программа «сработала». Люди стали вовлекаться в начинания, возвращаться в программу с новыми идеями. Это очень здорово!
Чем дольше работает грантовая программа, тем больше появляется заявителей, которых называют профессиональными «грантоедами». Они из года в год выигрывают конкурсы, научившись правильно оформлять заявки, при этом перекрывают путь талантливым новичкам. «Православная инициатива» сталкивается с такой проблемой?
– Да, нам этого избежать не удалось. Есть люди, которые заточены на правильное написание заявки – для них отработать «технику» важнее, чем сделать хороший проект. То есть сам проект может быть не очень интересным, а заявка написана очень хорошо. И такие профессиональные грантозаявители начинают «забивать» менее опытных участников.
Как противодействуете такому явлению?
– Это решается как раз на уровне экспертизы. Одна из тонкостей работы эксперта заключается в том, чтобы уловить такие моменты.
Как это можно сделать?
– Хороший архитектор или художник должен быть «насмотрен» на объекты своего творчества, то есть должен увидеть сотни, тысячи зданий или картин. Так и хороший эксперт должен быть «насмотрен» на объекты своей экспертизы – тогда он улавливает все тонкости. Самый простой пример: поступает заявка, которая явно сориентирована на покупку каких-то вещей, а не на реализацию идеи. Сама заявка написана красиво, интересно, но весь бюджет посвящен, скажем, покупке нового фотоаппарата или компьютера. Понятно, что в каждой заявке есть свои нюансы, и их много, но для понимания вопроса этот пример вполне подходит.
Также наши эксперты смотрят, скажем, как тот или иной заявитель, особенно если это организация, работал и работает в социальном пространстве – это достаточно большой труд, учитывая, что к нам поступают сотни заявок ежегодно. То есть ограничиться только формальными критериями не удается.
Много ли на Вашей памяти было недовольных итогами конкурса «Православной инициативы»?
– Знаю, что такие люди были, хотя обратная связь идет не в экспертный совет, который напрямую с заявителями не работает и не должен работать. Она приходит на уровень фонда – оператора программы. Мне рассказывали, что были недовольные тем, что их заявка не прошла. И здесь могут быть разные ситуации.
Какие?
– Первое – могли ошибиться эксперты. Такое, к сожалению, бывает. Второе – у программы есть естественные ограничения, связанные с размерами грантового фонда, с тем, что определенная часть средств из него должна идти на проекты с Севера и из малых городов. Условно говоря, мы можем дать средства только ста заявителям, а заявок – в разы больше. Каждая из них получает баллы, и даже у той, которая в итоге не прошла, этот балл может быть довольно высоким. Понятно, что такие заявители огорчаются, так как представили действительно хорошие проекты. В таких случаях мы стараемся переориентировать людей на другие грантовые конкурсы.
«Что? Где? Когда?» по-православному
Вы уже около пятнадцати лет занимаетесь экспертизой православных проектов. Как, на Ваш взгляд, менялись эти проекты?
– Динамика видится в качестве: люди у нас научились работать в сфере грантов, проекты становятся все более интересными и продуманными, более направленными на взаимодействие Церкви с государством, муниципалитетами, общественными институтами. Эта программа – важная форма соработничества. Может быть, не очень заметная для большинства, но значимая с точки зрения возможности свидетельства о Христе, что, собственно и является одной из главных задач Церкви.
На память приходит красивый проект из начала 2010-х годов, который задумали и реализовали в Крыму. Там среди школьников местное духовенство и представители епархии организовывали игры «Что? Где? Когда?» с вопросами на православную тематику. И дети, которые даже не приходили в храм, так узнавали о Православии, о Христе, о Евангелии.
Как считаете, нужно ли сегодня расширять «Православную инициативу» или создавать новые, подобные ей программы?
– Насчет подобных программ, честно говоря, не думаю, что нам нужно здесь, что называется, плодить сущности. Если говорить о расширении, то над этим стоит подумать. Как и над тем, стоит ли что-то поменять в конкурсе – возможно, что-то в нем устарело, где-то можно придумать другие формы финансирования, кроме конкурсной. А что-то среди заявок можно масштабировать и систематизировать. Например, сделать из каких-то проектов-победителей шаблоны для заявок по определенным направлениям – такие исследования в рамках нашей программы уже велись. Также можно подумать над другими формами присуждения грантов. Например, через систему выявления новых инициатив, новых людей с интересными идеями на местах.
Мы раньше обсуждали предложение выявлять грантополучателей с помощью профессионального сообщества. Условно, если есть проекты «домов для мамы», то здесь победителей можно определять с помощью специалистов в сфере поддержки и сопровождения беременности. Пока эти обсуждения у нас застопорились: решили, что есть риски возникновения некоего «кумовства» в профсообществе, и, соответственно, присуждение гранта может стать менее справедливым, чем при экспертной системе оценки. Но, думаю, мы к вопросу вернёмся.
Будет ли усиливаться международная составляющая программы?
– Да, есть планы усилить работу с заявками из Белоруссии, чтобы подчеркнуть союзничество наших государств. В этом будет заключаться определенное расширение деятельности «Православной инициативы». Здесь есть свои нюансы, связанные с особенностью национального законодательства Республики Беларусь в отношении возможности получения средств из другой страны, пусть даже эта страна – Россия. Но думаю, эти вопросы мы сможем решить, в том числе с помощью институтов Союзного государства. Замечу, что церковная интеграция с Белоруссией у нас намного больше, чем на межгосударственном уровне. Вернее, у нас вовсе нет каких-либо церковных «границ» между Россией и Белоруссией.
Вы не раз говорили о том, что «Православная инициатива» – это площадка для церковно-государственного взаимодействия. А как оцениваете сегодня уровень соработничества Церкви и государства в России в поле гражданских инициатив?
– На мой взгляд, наше государство вполне активно и результативно контактирует с Церковью. По сравнению с другими странами оно намного больше вовлекается в церковные нужды – прежде всего, связанные со строительством или восстановлением храмов. Но и социальные проекты Церкви поддерживаются государством. Делается очень многое, и это показатель добрых отношений между Церковью и государством как на уровне первых лиц, так и на уровне руководителей регионов и епархий, районных центров и благочиний. При этом государство не вмешивается в церковную кадровую политику или в организацию церковной жизни, а Церковь не вмешивается в политические процессы.
Как Вам видится будущее программы «Православная инициатива»?
– Конкурс, безусловно, может успешно существовать в том виде, в котором он есть сейчас. Он свою роль выполняет: выявляет инициативных людей, созидателей и помогает им. Может он развиваться дальше? На мой взгляд, да.
Что касается в целом форм гражданской активности, за счет которых Церковь могла бы дополнительно свидетельствовать о Христе перед обществом, то обратил бы внимание на миссионерскую деятельность. Главное, что должен делать миссионер, – выходить на любую внешнюю для храма территорию или вовлекать на территорию прихода внешнюю аудиторию для диалога о Христе. При этом для начала этот диалог может быть основан, например, на культурологических подходах. Скажем, порассуждать о присутствии христианской тематики в классической русской живописи или литературе и через этот разговор открывать людям красоту и значение Православия. Вообще миссионер, говоря светским языком, – это лектор на православную тематику. И они должны быть у нас везде.
Беседовал Петр ПАВЛОВ
Публикация издания «Созидатели России»
(приложение к журналу «Юрист предприятия»),
сентябрь 2025 г.
